Последний свой день в тюрьме осужденные провели за письмами и молитвами. Последняя их трапеза состояла из риса, мелко порубленных пикулей, супа мисо и поджаренной рыбы. Потом они выпили сакэ. За полчаса до официального начала экзекуции всех их перевели в крыло смертников. Каждый из осужденных был прикован наручниками к двум охранникам.
В центре большой камеры был воздвигнут эшафот, куда вели тринадцать ступеней. С перекладины свисали четыре петли, сделанных из манильского троса дюймовой толщины. Скользящий узел был обработан воском. Перед тем как осужденные поднимались наверх, наручники снимали, а руки тут же связывали ремнями.
Пленники поднимались на эшафот мучительно медленно. На помосте каждому из них связывали лодыжки и надевали на шею петлю, так чтобы узел приходился точно за левым ухом.
Потом в помосте открылись люки, и пол ушел у них из-под ног. Сухой резкий треск эхом разнесся по коридорам крыла смертников и был слышен даже во дворе.
Осужденных казнили двумя группами, и генерал Шин Намака оказался во второй. Он вошел в камеру с виселицей в ноль часов девятнадцать минут, а в ноль тридцать восемь старший тюремный врач официально объявил о его смерти.
Все трупы были перевезены в Иокогамский муниципальный крематорий и там сожжены в печи. Их прах развеяли по ветру…
На этом месте сон Кеи Намаки обрывался.
Он помнил, что тогда он ощутил отчаяние и пустоту, на смену которым пришла мрачная решимость выжить любой ценой.
Кеи Намака, рослый, с отлично развитой ежедневными упражнениями в зале для единоборств мускулатурой, выглядевший лет на десять моложе своего истинного возраста, испустил ужасный, исполненный горя крик. Опустившись на колени, он зарыдал, не вытирая с лица слез.
За всю свою жизнь он видел этот сон бесчисленное число раз.
Небоскреб “Намака Корпорейшн” стоял как раз напротив того места, где когда-то располагалась тюрьма Сугамо. Новый квартал, в котором были выстроены гостиница, океанарий, несколько офисов и большой торговый центр, больше не носил названия Сугамо. После открытого конкурса район получил наименование Саншайн-сити, Солнечный город.
Только скромная надпись на небольшом гранитном обелиске, установленном в крошечном скверике у подножия “Намака Тауэр”, воскрешала в людской памяти имена казненных.
Окружной госпиталь “Коннемара”, 1 февраля
Килмара оглядывал палату Фицдуэйна.
Фицдуэйн сидел, опираясь на подушки, в кресле рядом с кроватью. Его забинтованная грудь была прикрыта легкомысленной маечкой, и он был уже мало похож на больного. Конечно, Фицдуэйн заметно похудел и осунулся, однако в последние дни на его щеках начали появляться первые признаки румянца, а взгляд стал настороженным и острым. На майке было нарисовано семейство скунсов с задранными хвостами. Чуть ниже красовалась надпись крупными буквами: “СКУНСОВАЯ АТАКА”.
Фицдуэйн перехватил его взгляд.
– Это Медведь прислал, – пояснил он. Килмара ухмыльнулся.
– Раз уж мы заговорили об этом… как у него дела? Сержант бернской полиции Хайни Рауфман по прозвищу Медведь, огромный и грузный, как настоящий лесной исполин, был хорошо известен обоим вислыми моржовыми усами, грубоватыми манерами и страстью к крупнокалиберному оружию, которым он, как и большинство швейцарцев, превосходно владел. Он и Фицдуэйн сошлись накоротко еще в Берне во время охоты за Палачом, а потом сражались плечом к плечу в осажденном замке Данклив. После этого рано овдовевший Медведь женился во второй раз. В этом отношении Хьюго оказался в более выгодном положении. Фицдуэйн улыбнулся.
– Официально он все еще работает в бернской “Криминалполицай”, однако в последнее время ему поручили нечто поинтереснее. Я понял, что он исполняет обязанности офицера-координатора швейцарских федеральных властей. Нормальную полицейскую работу ему теперь не поручают, как и не платят нормальных денег. Наш друг занимается борьбой с терроризмом и тому подобным.
Услышав эти новости, Килмара не удивился. Медведь только внешне походил на стандартного уличного копа, который достиг своего сержантского потолка. Это был тот самый случай, когда по внешнему виду невозможно оценить умственные способности человека. Учитывая нынешнее направление работы Медведя, это могло даже сослужить ему добрую службу. На самом же деле его мозг представлял собой тонкий и точный инструмент, которым сержант пользовался с большим успехом, так что в том, что его наконец заметили и использовали, не было ничего сверхъестественного.
Может быть, он иногда бывал излишне нетерпелив. Когда Фицдуэйн впервые встретился с ним. Медведь как раз впал в немилость к начальству за то, что прошелся дубинкой по какому-то германскому дипломату, который уж очень сильно буянил в участке. Берн, будучи столицей Швейцарии, кишмя кишел дипломатической братией, хотя делать им здесь было особенно нечего, разве что знакомиться с проститутками, гулять в барах да глазеть на медведей (в зоопарке). Центром политической жизни была Женева, а деловая активность была сосредоточена в Цюрихе.
Потом Килмара вспомнил об улыбке Фицдуэйна. Его друг все еще выжидающе улыбался, и Килмара вежливо поинтересовался, не забыл ли он чего.
– Мне нужно разрешение на ношение оружия, – ответил Хьюго.
– У тебя оно есть, – ответил генерал. – Собственно говоря, его отсутствие никогда тебя особенно не беспокоило.
Килмара довольно прозрачно намекал на обширную коллекцию винтовок и пистолетов, которая хранилась в замке. Если быть до конца откровенным, то не все ее экспонаты были оформлены в полном соответствии с ирландскими законами.
– Мне нужно очень большое разрешение, – продолжил Фицдуэйн. – Или, скажем, нужно разрешение для очень большого ружья.
Килмара наконец понял, и брови его слегка приподнялись.
– Если точнее, то тебе нужно разрешение для очень большого человека.
– Сегодня ты проницателен как никогда, – согласно кивнул Фицдуэйн. – Швейцарцы, похоже, почувствовали, как сильно я нуждаюсь в защите, и решили ссудить мне Медведя.
– Скорее всего, они почувствовали запах крови и мудро предпочли, чтобы горы трупов громоздились где-нибудь за пределами территории, подпадающей под швейцарскую юрисдикцию, – заметил Килмара. – И я не могу их за это винить.
Он поднялся и заглянул в бар, который Фицдуэйн попросил установить в палате для удовлетворения страждущих. Из-за дверцы на него глянула скромная, но со вкусом подобранная коллекция бутылок. В нижней части оказался небольшой холодильник с решеткой для льда.
– Эта тумбочка показалась мне знакомой, – объяснил Килмара свое любопытство. – Тебе плеснуть?
– Пока нет, – покачал головой Фицдуэйн, ожидая, пока Килмара смешает себе хорошую порцию ирландского виски. Генерал отпил и одобрительно крякнул, возвращаясь на свой стул.
– Мне сказали, что алкоголь и пулевые ранения не слишком хорошо дополняют друг друга, – объяснил Хьюго. – Поэтому я пока пью исключительно минеральную воду. Впрочем, надолго меня не хватит.
Килмара был потрясен этой декларацией трезвого образа жизни. Ему пришлось налить себе еще одну порцию, чтобы прийти в себя. Все-таки ничто не в силах было сравниться со старым добрым ирландским виски, несмотря даже на то, что самые крупные винокуренные заводы Ирландии принадлежали теперь французам.
Посмотрев на Фицдуэйна, Килмара указал на стопку документов, лежавших на тумбочке в изголовье кровати. Стопка была толщиной дюйма в три.
– Ты читал дела, Хьюго?
Фицдуэйн кивнул.
– Наконец-то… – ответил он с легкой гримасой нетерпения. – До последнего времени мне не разрешали читать ничего серьезнее, чем приключения кролика Банни.
– Мне очень нравится, – сказал, улыбаясь, Килмара, – что ты принимаешь наши проблемы так близко к сердцу. Оказывается, нужно было тебя подстрелить, чтобы ты на чем-то сосредоточился.
Фицдуэйн едва заметно улыбнулся в ответ.
– Это действительно очень смешно, – сказал он. Затем Хьюго опустил глаза и уставился на желтоватую папку, которую держал в руках.
– Позволь мне начать с выводов. Я тут кое-что надумал…
– Валяй; – кивнул Килмара.
– Удар был нанесен тремя боевиками из японской террористической организации “Яибо” – “Лезвие меча”. Они были бы вполне заурядной компанией, если бы не их потрясающая жестокость и эффективность действий. В то время как большинство террористических организаций девяносто пять процентов своей энергии посвящают пустой болтовне, “Яибо” предпочитают действовать. Секрет их успеха, как мне кажется, таится в личности их руководителя. Это роскошная женщина лет тридцати пяти по имени Рейко Ошима.
Мотивы, двигавшие людьми из “Яибо”, – продолжал Фицдуэйн, – были ясны с самого начала. Между ними и террористической организацией под предводительством Палача, которую мы с тобой, правда, не без помощи остальных, уничтожили три года тому назад, существовала тесная связь. Если говорить о личностях, то у меня есть подозрение, что Палач и Рейко Ошима некоторое время были любовниками. Впрочем, если быть откровенным, то для такого рода предположений мне не хватает фактов.
